Удивительная пара — потомственный винодел из Швейцарии Рено Бюрнье и его русская супруга Марина. Они уже более десяти лет занимаются своим винодельческим хозяйством в Краснодарском крае, производя двести тысяч бутылок высококлассного вина ежегодно. Как истинные ценители древнейшего напитка, они дают вину свободу, и в этом заключается главная особенность их подхода.

Бюрнье рассказали «Краснодар Magazine» об истории своего хозяйства, особенностях производства и планах развития проекта.

Вы, наверное, знаете, что у нас сейчас на Кубани винодельческий бум. Каждый год открывается по несколько новых винодельческих хозяйств, однако вы были пионерами, купив еще в 2001 году земельный участок под виноградники. На чем строилась ваша вера в успех?

Рено: Наконец-то начался бум на виноделие! Я поверил в винодельческий потенциал региона сразу же, когда увидел его в наш первый приезд 14 сентября 1999 года. Тогда мы побывали на хуторе Бужор, который находится неподалеку от Анапы. Виноград - это не кукуруза. Тут подход должен быть другой. Хотя все самое главное зависит от семян, а лучше чем от "Насіннєва база" (http://nasinnevabaza.com/products/kukuruza), семян не найдешь, но мы решились остановиться на винограде.

Вы приехали тогда в 1999 году с конкретной целью — найти землю под будущие виноградники?

Марина: Знаете, какая там была история? Рено знал, что есть очень хороший винодельческий регион в России: на Черноморском побережье Кавказа и в Крыму. В 80-е годы по приглашению Краснодарского института садоводства и виноградарства в Краснодарский край ездила делегация швейцарских экспертов, преподавателей и ученых, виноградарей и виноделов. По приезду профессор рассказывал Рено, что есть очень хорошие условия для виноградарства и виноделия на юге России.

Рено: Считается, что Крым — это очень хороший регион для сортов винограда, из которых делают десертные, сладкие вина. А для производства классических сухих вин, говорил тот профессор, замечателен российский участок Черноморского побережья Кавказа. И когда мы приехали в конце 90-х в Москву, я увидел, что там нет никакого российского вина. Официанты и сомелье открыто говорили, что в России нет российского вина, его просто не производят. Некоторые признавались, что оно есть, но очень плохого качества.

Я предложил Марине поехать на юг и посмотреть самим те условия, о которых мне рассказывали ученые. Так в сентябре 1999 года мы оказались на сборе винограда в Бужоре. Я попробовал там виноград и убедился, что на самом деле потенциал замечательный.

Это был сорт «красностоп»?

Рено: Первая мною попробованная виноградинка, как оказалось, была «красностоп», да. Это была судьба.

Сейчас за право присвоить себе возрождение виноградного сорта «красностоп» соревнуются несколько компаний. Какова история вашего взаимодействия с «красностопом»?

Рено: «Красностоп» был первым виноградом, который мы начали сажать в 2003 году. Именно с него началась история наших виноградников. Наша дочка, которой тогда было 6 лет, посадила первое растение. К нам приехало много друзей из Швейцарии, из Краснодара, которые тоже принимали участие в закладке виноградника. Вместе с ними вручную мы посадили целый ряд винограда, и эти первые саженцы были саженцами «крас- ностопа», которые очень трудно тогда было найти.

Марина: Знаете, Рено, когда попробовал первый раз виноград «красностоп», был очень удивлен необыкновенным, сложным, комплексным вкусом. Но все российские агрономы говорили ему: «Нет, Рено, «красностоп» — это неинтересно, он дает только цвет, и он во всех хозяйствах используется только для этой цели».

То есть то, что вы распознали потенциал «красностопа» — это исключительно ваша компетенция и знания?

Рено: Да, я сразу поверил в него, хотя все вокруг были против. Потом мы очень много сил потратили на то, чтобы найти этот «красностоп».

Я читала, что вы купили саженцы в Новочеркасске? Ведь именно территорию между Ейском и Ростовом называют родиной «красностопа». Вы разделяете эту точку зрения?

Рено: Да, и это тоже судьба! Потому что мы нашли его именно в Ростовской области, в Новочеркасске. Если бы мы нашли его где-нибудь в Анапе, это был бы, скорее всего, «красностоп анапский». Но мы долго нигде не могли найти саженцы и в конце концов нашли их в Новочеркасске, и это был сразу «красностоп золо- товский». Саженцы были из питомника очень плохого качества. Но в тот момент, в 2003 году, вообще найти качественный посадочный материал в России было невозможно. Половина саженцев были слабыми и погибли. А потом мы начали собственную селекцию.

То есть основная плантация — это уже ваша селекция?

Рено: Да, мы несколько лет занимались селекционной работой. Для того чтобы правильно сделать селекцию, надо было несколько лет наблюдать за саженцами по многим факторам, так как селекционная работа — это целая область науки и знаний. Позже мы послали саженцы во Францию, где есть мировой банк, институт по сортам винограда со всего мира. Мы отправили на анализ, чтобы убедиться, что это действительно чистый «крас- ностоп». Был сделан анализ ДНК, и мы выяснили, что были правы.

С чем вы сравнили бы Анапу и окрестности? Есть ли какие-то аналогичные по природе регионы в Европе?

Рено: В Европе уже нет таких нетронутых, как в окрестностях Анапы, мест природы. По внешнему виду виноградные плантации напоминают регион Тосканы. Это часто отмечают наши гости из Швейцарии и из других стран. Природа в России сохранена гораздо лучше, и гораздо шире ее биологическое разнообразие. Наша задача — это всеми силами оберегать ее. Мы отвечаем перед будущими поколениями за сохранность этого кусочка земли.

Марина, в начале вашего знакомства с Рено вы спросили, можно ли у него арендовать куст винограда. В ответ он предложил вам 800 кустов, но с условием, что за ними вы будете ухаживать самостоятельно. Можно ли сказать, что тот период стал переломным в вашей жизни и благодаря ему вы нашли свое призвание?

Марина: Наверное, можно. Я начинала с обрезки виноградника, и Рено был очень удивлен, что я быстро всему научилась. Тем более до этого я не была никак связана с сельским хозяйством, у меня экономическое образование. Но могу сказать, что уход за этими 800 кустами винограда, правда, стал очень интересным опытом. Видишь, как куст развивается, как появляется виноград, и ты к этому причастен. И потом, когда получается из твоего винограда вино... Я воспринимала это, как нечто магическое, какое-то волшебство.

Я получила большое чувство удовлетворения, когда увидела результат труда. Весь процесс мне очень понравился, и я почувствовала в этом глубокий смысл.

Расскажите, как шло строительство вашей винодельни? Что можете рассказать о периоде между закладкой виноградника и первым сбором урожая?

Рено: Мы пережили много необыкновенных историй, и хороших, и плохих. В любом случае мы оптимисты, потому что не оптимистам в России делать нечего. Плохие истории мы вспоминать не хотим. Самое трудное для нас было — это найти все необходимые для закладки виноградника материалы и инструменты. Это уже потом появились компании, которые стали все материалы продавать, привозить, но когда мы начинали, нам пришлось привозить все из-за границы, а колья искать прямо у лесников в адыгейских лесах. Зато у нас эти колья до сих пор стоят. Из акации, такие крепкие.

Концепцию винодельни я разработал сам до последнего сантиметра, хотел сделать все так, чтобы мне было удобно работать. Исходил из своего личного многолетнего опыта, а также из мирового опыта высококачественного виноделия. Кроме того, мне было очень важно, чтобы винодельня полностью соответствовала моей философии высокого качества, экологичности, ресурсо- и энергосбережения. В итоге оказалось, что концепция винодельни не соответствовала по некоторым параметрам российским СНиПАМ и ГОСТам. Я и представить себе не мог, насколько они устаревшие, некоторые были приняты еще в 1970-е годы, когда и в помине не было новых материалов и технологий. Кроме того, многие строители абсолютно не понимали, что мы от них хотим, так как ранее они никогда не сталкивались с такими задачами. Так что это была настоящая борьба и огромная работа — построить современную винодельню с использованием новейших технологий и материалов. В итоге мы все-таки добились нужного нам результата.

Можно ли сказать, что трудности уже позади?

Рено: Трудности будут всегда. Например, я потратил много времени, чтобы научить людей работать правильно, организованно, аккуратно, с соблюдением всех деталей. Проблема в том, что многие работники сначала просто даже не понимали меня, почему я придираюсь к деталям. Но мы считаем, что качество продукта требует качества во всех мелочах. Когда мы начали закладывать наш виноградник, еще не было подобных нашему проектов, таких технологий. Однажды я сказал в июне: «Сейчас мы будем срезать лишний виноград, чтобы осталось на кустах меньше винограда лучшего качества», они чуть ли не устроили революцию — не хотели срезать виноград. И когда я начал сам это делать и показывать им, одна женщина вообще заплакала. Она сказала: «Мы тут столько стараемся, столько работаем, а тут ты приходишь и срезаешь виноград вместо того, чтобы его было больше».

Но я объяснял им, что больше не надо, надо качественнее. Когда я думаю о прошедшем времени, я понимаю, что это был интересный опыт.

А в неурожайный год вы тоже срезаете виноград?

Рено: По-разному, обычно мы принимаем решение, когда видим после цветения виноградника, сколько будет гроздей на кусте. Если их мало, то, конечно, не обрезаем. Но при этом мы никогда не покупаем чужой виноград, даже если мы не соберем тот объем урожая, который запланировали. Это наша отличительная особенность. Мы производим вино только из нашего собственно выращенного винограда.

Саженцы используете тоже только собственные?

Марина: Что касается саженцев, то в начале мы покупали саженцы: немного в Италии, но в основном во Франции. И конечно, не в массовых питомниках, а в маленьких и очень качественных, тех, которые поставляют саженцы в лучшие хозяйства Бордо.

Как ухаживаете за лозой в зимнее время, укрываете?

Рено: До сих пор не укрывали. Только 2006 год был холодный. Вообще, конечно, очень удивительный регион: когда летом так жарко, не верится, что зимой могут быть морозы.

Ваше вино довольно гармоничное. Скажите, есть ли у вас какая-то своя стилистика?

Рено: Мой подход и моя самая важная установка — передать терруар. Для этого должно быть максимальное невмешательство в процесс виноделия. Когда я создаю вино, я стараюсь не воздействовать на него какими-либо технологическими методами: что дает природа, то дает. Важно только то, чтобы все операции были сделаны в правильный момент, для этого должен быть опыт и чувство в кончиках пальцев. Наш стиль — натуральное вино, оно ценится сейчас во всем мире. Это можно назвать таким жестом антиглобализации. Есть, конечно, противоположный подход, когда вино производится под вкус потребителя, его легче производить. Но наше вино передает то, что дает сама природа, и каждый год оно получается разным. Я мог бы это изменить, но я против этого. Наша задача — это передача терруара.

Марина: Но к этому надо привыкнуть, это надо понять, прочувствовать. К такому пониманию приходишь не сразу. По своему опыту могу сказать, что натуральное вино хочется пить. Возможно, первый глоток может показаться несколько зажатым, но впоследствии вино раскрывается. А промышленные, коммерческие вина могут показаться мягкими и приятными во время первого глотка, но больше пить не хочется.

Рено: Больше всего меня расстраивает в России, что люди не верят в российское вино, не верят, что можно делать качественный местный продукт. Но это не так — в России можно делать замечательные вина. Мы проводим дегустации по всему миру — в Великобритании, Швейцарии, Китае, получаем замечательные отзывы, людям нравится этот стиль. А в России мы вечно боремся с негативным стереотипом о русском вине и должны столько всего объяснить, чтобы люди хотя бы попробовали вино.

Но, чтобы сломать стереотип, вы должны быть представлены в магазинах, в сетях.

Марина: Это сначала не входило в наши планы — быть представленными в сетях. Но теперь, когда мы видим изменение ситуации экономической, мы будем работать и с сетями, потому что думаем, что вино у нас получается доступное по цене по сравнению с импортными винами, и мы хотим, чтобы все имели возможность его попробовать.

Читала, что в прошлом году ваша компания вышла на самоокупаемость. Сейчас в стране кризис, и часть продукции отправляется на экспорт. Повлиял ли кризис положительно на финансовую ситуацию?

Рено: Мы можем отмечать некую двойственность ситуации. С одной стороны, заметно, что снизилась покупательская способность в России. Вино находится в категории товаров не первой необходимости, на этом люди экономят. С другой стороны, мы экспортируем вино, у нас есть за рубежом сложившийся круг клиентов и много международных контактов, хотя и тут есть свои технические сложности — для экспорта требуется много средств, энергии, времени. Но есть и другие плюсы от кризиса. Мы, наконец, дождались наступления бума производства российских продуктов. Во всем мире есть интерес к локальному производству, а здесь к такому относились с пренебрежением.

Но еще один значимый минус — нам стало сложно как предприятию выживать, и приходится сильно экономить, сокращать расходы. В России очень сложное законодательство в отношении вина, и все зарегулировано до невозможности. Недавно разрешили рекламировать вино из российского винограда, но СМИ все равно предпочитают ничего не писать про винные проекты, трудно продавать вино из-за логистики. Несмотря на то, что у нас есть все лицензии: и оптовые, и розничные,— мы все равно не можем просто поехать с нашим вином в другой город и продавать его там где-нибудь на ярмарке, например. Ни один нормальный винодел такого не выдержит. В Швейцарии, Франции просто берут вино и едут с ним в разные регионы.

 

Что бы вы изменили в России в сельском хозяйстве?

Рено: На мой взгляд, надо дать больше свободы предпринимателям, которые хотят работать на земле.

Марина: У нас очень большие расходы на налоги. Может быть даже такое, что нет прибыли, статья расходов на налоги все равно есть. Потом есть много деталей, которые нас как маленькое семейное предприятие сильно нагружают. Для крупных предприятий вереница бюрократических процедур — это, возможно, нормальное явление, но у нас она забирает много сил и энергии. И, как чуть ранее отметил Рено, существуют большие проблемы с логистикой. Мы слышали, что из-за плохой организации логистики в Краснодарском крае погибает большое количество урожая. Да, организация логистики — это сложное дело, и холодильников не хватает. Но все можно исправить при должном отношении со стороны администрации, власти. У производителей должна быть надежда, что сельское хозяйство — это стабильный и достойный бизнес, что надо только начать работать, а поддержка найдется. Хотя в последнее время изменилась политика государства в отношении поддержки российского производства, и это очень заметно. Морально стало гораздо приятнее работать, это важно для любого человека.

А что касается цен на вино, не задают ли вам вопросов, почему российское вино такое дорогое?

Марина: Часто задают такой вопрос, и я эту тему изучила в деталях. Во-первых, люди, которые задают такой вопрос, не понимают, что сравнивают. Ведь иностранные вина бывают тоже разного качества. Нельзя сравнивать российские натуральные, терруарные вина с промышленными иностранными винами. Просто иностранные терруарные вина такие дорогие, что практически недоступны и неизвестны в России. Качество всегда имеет свою цену. Отмечу, что если мы производим вино исключительно из своего винограда, вручную за ним ухаживаем, то это требует больших затрат. У нас все делается вручную, во время сбора винограда мы три раза его сортируем.

А многие предприятия вообще собирают комбайнами виноград. Также есть большая разница в производстве вина. И если мы производим вино в соответствии с той философией, что есть у нашего хозяйства, то там сама себестоимость очень высока. Но и продукт получается совершенно другого качества и полезности. Такое вино во всех странах дорого стоит.

Планируете ли в будущем расширять виноградники?

Рено: У меня вообще много идей, Россия — страна возможностей. Во-первых, мы будем расширять виноградники, нам позволяет это мощность винодельни.

У нашей концепции качества есть определенные лимиты, которых мы пока не достигли. В запасе потенциал на несколько десятков гектаров, мы можем расшириться абсолютно без ущерба качеству.

Кроме того, когда я вижу землю, часто заброшенную, я думаю о выращивании овощей. Очень много продуктов — и овощей, и фруктов — импортируют, хотя есть возможность выращивать их здесь. Конечно, если производить овощи, то это должно быть экологичное хозяйство, мы против интенсивных технологий в сельском хозяйстве. К сожалению, я вижу, что нет специалистов для решения этих задач.